Прогулка в Нескучный сад или на охране неба Москвы
Вместо предисловия.
Я очень хорошо помню свою первую детскую поездку в Москву. В один из майских дней 1967 года, когда мне было 8 лет и я только что закончил учебу в 1 классе Звенигородской школы на ул. Почтовая, утром меня ждал сюрприз. Нежданно-негаданно, ранним утром, моя мама решила вывезти меня в Москву, в которой я никогда до этого не был, хотя жили мы тогда в Звенигороде, рядом со столицей. Естественно эта поездка стала одним из ярчайших событий в моей жизни и запомнилась в малейших подробностях на всю жизнь! Поездка в электричке до самой Москвы и продаваемые в ней вкуснейшие горячие пирожки с повидлом — это уже был праздник! Ранее на электричке меня никуда, кроме как в Голицыно в универмаг за школьными принадлежностями, не возили. Потом состоялась первая встреча с Московским метро, куда надо было спускаться на «лестнице-чудеснице», о которой я много слышал, видел на картинках, но своими ногами ступил на неё первый раз. Эта моя первая поездка в метро была как сказка наяву! Далее был почти целый день, проведенный в Парке культуры и отдыха имени Горького с катанием на всевозможных качелях-каруселях и самое главное — на колесе обозрения!
Когда аттракционами, лимонадом и московским мороженым, которое продавалось разноцветными шариками в металлических вазочках, я был насыщен до предела, мать сказала, что сейчас мы пойдем погуляем еще в одно место — какой-то Нескучный сад. Преисполненный энтузиазма и предвкушая новые интересные развлечения, в «саду, где не скучно» я отправился следом за мамой по гранитной набережной реки Москвы в сторону Нескучного сада.
Однако это место меня разочаровало. Ничего интересного тут не оказалось! Здесь не было ни аттракционов, ни мороженного. Тут вообще ничего не было кроме деревьев, цветников, аллей и скамеек. Причем тогда, в 1967, что тоже отпечаталось в моей памяти, всё это было в довольно запущенном состоянии. Но мать продолжала меня водить по этому саду. Мне здесь совершенно не нравилось, я не понимал зачем мы сюда пришли и уже начал капризничать, просясь или обратно «на карусели» или домой. Но мать почему то продолжала молча и неспеша прогуливаться по этому саду, лишь попросив чтобы я немного потерпел и скоро мы опять пойдем в метро и поедем домой. Я тогда героически вынес это скучное испытание Нескучным садом…. И только спустя много много лет я понял зачем мы тогда пошли туда. Моей маме нужно было побыть наедине с самой собой, вспомнить свою юность, которая пришлась на суровые военные годы и была связана именно с Нескучным садом …. Но всё по-порядку!
Моя мать, Лошкарева (Зверева) Евгения Александровна родилась 27 декабря 1924 года в деревне Буйгород Волоколамского района Московской области в семье священника. О судьбе своего деда по линии матери я ничего не знаю. Старшие об этом не рассказывали, а сам я, к сожалению не спрашивал, о чем уже написал выше. Но вроде дед был репрессирован как священнослужитель. С середины 1930-х мама живет и учится в школе в Звенигороде, куда переехала и устроилась на работу в Звенигородскую районную типографию её мать, моя бабушка Валя. Типография находилась на улице Фрунзе.
Училась мама в той самой Звенигородской школе, которая находилась примерно на углу нынешних улиц Мичурина и Ленина и которую в 1941 году взорвали.
Одно из объяснений этому, которое я слышал, — якобы школа была высоким приметным зданием и находилась она на самой возвышенной точке Звенигорода. Поэтому школа могла служить ориентиром для фашистских лётчиков при их налетах на Москву. Помню мать рассказывала, как жители Звенигорода были удивлены и огорчены разрушением школы и как она плакала вместе с подругами глядя на её руины.
Когда началась Великая Отечественная война моей матери было чуть более 16 лет. Как и многие другие её сверстники военного времени, в первые же дни войны она попыталась пойти добровольцем на фронт. Но по причине несовершеннолетия ей в этом было отказано. Однако в апреле 1942 года по рекомендации Звенигородского райкома комсомола, она всё же попала на службу в армию. Была призвана Звенигородским райвоенкоматом по целенаправленному призыву добровольцев во вновь формируемые части противовоздушной обороны Москвы.
В 1941-1942 годах Красная Армия, как известно, понесла колоссальные потери. В связи с этим подразделения противовоздушной обороны, а они считались тыловыми войсками, были направлены на пополнение в полевые части действующей армии. На смену им по решению правительства СССР в 1942 году в созданную Московскую армию ПВО пришли мобилизованные добровольцы. Более 3 тысяч из них (в основном девушки) были направлены в части аэростатов заграждения. Среди них была и моя мать — Лошкарёва (Зверева) Евгения Александровна, не смотря на то, что в апреле 1942 года ей еще не исполнилось 18 лет.
С июля по декабрь 1941 г. вражеская авиация совершила более 120 налетов на Москву, в которых участвовало свыше 7 тысяч самолетов. Однако прорваться удалось только 229 бомбардировщикам, большинство из которых, приближаясь к зоне аэростатных заграждения, поднимались на большую высоту и беспорядочно, не прицеливаясь сбрасывали бомбы, которые в этом случае не причиняли особого вреда. Известны случаи когда немецкие бомбардировщики вообще разворачивались в обратную сторону и чтобы не возвращаться на аэродром с приведенными в боевую готовность бомбами, сбрасывали их на обратном пути куда попало. Наверное таким образом на Звенигород упала одна из двухсоткилограммовых немецких авиабомб, которую нашли неразорвавшейся во дворе дома на улице Пролетарская уже после войны в конце 1980-х или начале 1990-х годов.
Принцип действия аэростата заграждения прост. Похожие на небольшие дирижабли неуправляемые летательные аппараты, подъемную силу которых обеспечивал водород (редко гелий) поднимали в воздух на разную высоту, но максимум на 2,5 км. К земле аэростаты крепились стальным тросом диаметром в 5-8 мм. Вражеские самолеты просто напросто не могли пролететь сквозь паутину тросов, натянутых к аэростатам.
В ночное время, а налеты фашистов на Москву совершались ночью, другие части ПВО — прожекторные, мощными зенитными прожекторами высвечивали вражеский самолет и брали его в перекрестие двух прожекторов. Делалось это одновременно с тремя целями: 1. Сделать самолет видимым и тем самым упростить зенитчикам наводку орудий. 2. Ослепить вражеского лётчика. 3. Сделать самолет видимым и для лебёдочников аэростатов заграждения, чтобы те могли визуально отслеживать моменты столкновения самолета с тросом. Дело в том, что трос аэростата был призван не разрушать крыло самолета ударом, а как бы перепиливать его. Для этого после соударения, через крыло самолета должно протянуться несколько метров троса. Когда лебёдочник, видел или чувствовал встречу самолета с тросом, он отпускал тормоз лебедки и трос, разматываясь, начинал скользить через крыло самолета, перепиливая его. В противном случае, если лебёдочник не успевал отпустить тормоз, трос мог оторваться от аэростата и упасть на землю, а аэростат улетал по направлению ветра и считался утраченным. Но самолет после такого столкновения с тросом тоже получал серьезные повреждения. Кроме этого к тросам могли быть подвешены мины. В мировой практике применения аэростатов заграждения известны случаи, когда самолет врезался в сам аэростат. В таком случае аэростат, заполненный водородом, взрывался и попавший в него самолет мгновенно был объят огнем. Всего с помощью аэростатов заграждения в Москве в 1941-1942 гг. было уничтожено 150 немецких самолетов.
Столкнувшись с сильной ПВО Москвы и постоянно неся большие потери, немецко-фашистская авиация была вынуждена полностью прекратить налёты на Москву с весны 1942 года. Однако до дня нашей победы 9 мая 1945 года ПВО столицы находилась в постоянной боевой готовности, а аэростаты заграждения по ночам всегда находились в воздухе в режиме ожидания.
С 16 апреля 1942 года и до расформирования Московской армии ПВО, после победы в Великой Отечественной войне, моя мать служила в 7-м полку аэростатного заграждения 1-го корпуса противовоздушной обороны Москвы в звании младшего сержанта, на должности помощника лебёдочного. В её боевые обязанности, помимо всего прочего, входило отслеживания момента столкновения вражеского самолета с тросом аэростата.
7-й полк аэростатного заграждения, в котором служила мать, был расквартирован в том самом Нескучном саду, который мне очень не понравился в детстве. Аэростаты моя мать и её однополчане поднимали в воздух из Нескучного сада, Парка культуры им. Горького, Садового кольца и с самой высокой точки Москвы, — с Ленинских гор.
После Победы в Великой Отечественной войне Московская армия ПВО была расформирована за ненадобностью. Демобилизовалась и моя мать. Она награждена медалями «За оборону Москвы», За победу на Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг, Орденом Великой Отечественной войны 2 степени, юбилейными медалями и памятными знаками.
После войны поступила на учебу в Звенигородское финансовое училище (потом финансовый техникум, а ныне колледж). По окончанию училища всю жизнь, до самой смерти, работала бухгалтером только в одной организации — Звенигородской артели «Заготзерно», впоследствии Звенигородская реализационная база хлебопродуктов. Это предприятие находилось в Звенигороде на Луцынском шоссе, вблизи старой ж\д станции Звенигород. Там же работала бухгалтером моя бабушка по линии отца Лошкарева Н.Ф. Но это уже тема совсем для другого рассказа и он скоро будет!
Скончалась Евгения Александровна 19 октября 2003 года. Похоронена в Звенигороде на Посадском кладбище.
Об участнике Великой Отечественной войны, моём отце В.К. Лошкарёве
